Статья «Часовня Роншан Ле Корбюзье и её место в архитектуре». Оскар Нимейер (По изданию «Архитектура и общество». Оскар Нимейер. Прогресс. Москва. 1975. С. 33-34. Перевод Н.С. Константиновой). А capeia de Ronchamps, "Modulo", Rio de Janeiro, 1956, N 5, p. 43.

Часовня Роншан знаменует собой новый, решающий этап в художественном творчестве Ле Корбюзье. Этим своим произведением он начал долгожданное движение за художественную свободу, и сегодня оно утверждается в творческом порыве его таланта и его незаурядной личности. В сжатой форме оно нашло выражение в господстве пластической формы, определяющей и направляющей все проектирование, при всё возрастающей роли чистого и стихийного художественного воображения в поисках красоты и гармонии.

Эта особенность определяет собой значение для творчества великого французского архитектора строительства часовни Роншан. Ведь в течение многих лет его постройки воплощали разработанные самим Ле Корбюзье архитектурные принципы, во многом подчинявшие пластическую красоту функционально-техническим требованиям. Это особенно четко прослеживалось на первых этапах увлечения функционализмом, в то время когда его определение дома как «машины для жилья» стало почти крылатым, поскольку оно призывало к необходимому противодействию неизбежным ошибкам, возникавшим в ходе технического прогресса. Однако шаг за шагом архитектура находила нужное равновесие между формой и функцией, постепенно теряя холодный, умозрительный характер переходного периода, вновь обретая высокие непреходящие достоинства подлинного искусства. И если мы рассмотрим творчество Ле Корбюзье в этот период, то убедимся, что, несмотря на определенные ограничения, вытекающие из его концепций, у него, как ни у кого другого, чувствуется потенциальное стремление к большей свободе творчества и к поэзии.

Я вспоминаю, к примеру, эпизод в Нью-Йорке, когда мы работали над проектом комплекса зданий ООН. Мы проектировали фасады главного блока, и Ле Корбюзье принёс нам эскиз навеса из огромной железобетонной плиты, опирающейся на монументальную кариатиду. Он показал мне эскиз и сказал, как бы извиняясь: «Надеюсь, ты простишь мне этот небольшой грешок». Уже тогда, в тот период, в нём давала себя знать безусловная реакция против архитектурных догм, которые объявляли ошибочным всё, не связанное с выполнением функционально-технических задач, с чем не могло смириться его художественное воображение. Должен признаться, что я воспринимал его позицию без удивления, потому что сам всегда считал архитектуру искусством и полагал, что только такой она способна существовать во времени.

Теперь, когда часовня Роншан завершена, мы видим, что старому мастеру удалось достичь своей цели, и что сегодня, ещё более молодой, чем прежде, он дарит людям творческую силу своего таланта и фантазии.

Безусловно, часовню Роншан ещё не раз будут критиковать, да иначе и не может быть. Критиковать будут те, кто беден воображением и творческими силами, кто стремится ограничить архитектуру строгими, чисто функциональными требованиями, забывая при этом, что развитие техники и современного общества влечет за собой появление самых разнообразных и неожиданных решений, которые невозможно подчинить строгому порядку.

Поэтому неудивительны все их придирки к этому произведению, в котором легко найти решения, не имеющие ничего общего с функцией, воплощающие лишь определенные пластические поиски. Подобные решения для тех, кто анализирует их с позиции ложного пуризма, представляют собой «фундаментальные ошибки».

Однако грош цена всей этой критике. Часовня Роншан переживет века как творение, полное чувств, красоты и поэзии.